Вера Лейман Воздушный змей

Нарождающийся месяц закрыли тучи, и на улице заметно похолодало. Слуги уже гасили огни в доме, и семья министра Кима собиралась ко сну. Енын по обычаю собралась к матушке пожелать ей спокойной ночи, получить поцелуй и благословение. Проходя мимо покоев отца, Енын не увидела там свет, а значит, он лег раньше, утомленный государственными делами. Последние дни министр ложился очень поздно, выглядел утомленным и бледным, и дочь беспокоилась за его здоровье. Да и сватовство это пришлось некстати… Енын передернула плечами, вспоминая недавний разговор с матерью.

– Тебе уже семнадцать, пора подумать о замужестве, – сказала матушка, улыбаясь тепло и мягко.

Никак не ожидая такого поворота, девушка открыла рот, поздно спохватившись, что благородной девице не подобает так явно демонстрировать свои чувства.

– За-замужество? – тихо переспросила Енын, во все глаза глядя на спокойную мать, для которой, по-видимому, это решение было чем-то само собой разумеющимся.

– Дитя мое, хватит бегать по городским улицам и рынкам, ты уже не ребенок. Я смотрела сквозь пальцы на твои шалости, потому что ты была юна, но теперь все иначе. Ты – аристократка, дочь советника, которого очень ценит Его величество. Отныне веди себя достойно. Нельзя, чтобы на нашу семью пала тень, – матушка не повышала голоса, говорила все так же ровно и спокойно, но Енын почувствовала скрытое за этими словами предупреждение.

С тех пор дочь министра Кима не могла думать ни о чем другом, кроме предстоящей свадьбы. Ее не посвящали в детали, просто поставив перед фактом, что через месяц состоится церемония. Слуги вовсю готовились к празднику, а Енын даже ни разу не видела своего жениха: решение о бракосочетании было принято между отцом и господином Яном, ее будущим свекром. Желания детей по обыкновению не учитывались.

От своей служанки Суджон Енын узнала, что ее будущий муж редко бывает в столице, потому что служит в военном гарнизоне Кымджона. После свадьбы Енын должна будет распрощаться с семьей и уехать с мужем, пока не закончится срок его службы и он не вернется обратно в Ханян1. Она не была готова расстаться с родными на долгих три года, но что еще важнее – категорически не хотела выходить замуж за незнакомца. Енын каждый раз спрашивала, хорош ли собой ее жених, как выглядит, высокий ли, статный, но Суджон не смогла ничего для нее разузнать, потому что молодой господин Ян покинул столицу семь лет назад в возрасте тринадцати лет, и никто из слуг не знал, как он сейчас выглядит.

Мечты о любви, которые Енын лелеяла с раннего возраста, вдребезги разбивались о реальность, и на душе у девушки было грустно и гадко. Какими счастливыми были простые люди, которые могли свободно любить, кого хотят… У аристократов же не было права выбора.

Легкие снежинки, кружась в хаотичном, но завораживающем хороводе, мягко ложились на землю, укрывая погруженный в тишину двор. Завтра начнутся празднования Нового года, и Енын мечтала пойти на площадь, чтобы увидеть представления и запустить воздушного змея2. Она до сих пор не понимала, как диковинное сооружение из бумаги может парить в воздухе, и ей очень хотелось понаблюдать за его удивительным полетом. В народе говорили, что это духи стихий уносят его в небо, а не человек, управляющий им с земли. Енын не знала, правда это или нет, но ей нравилась мысль, что не люди, а кто-то большой и сильный руководит всем на свете, дарит жизнь, льет с неба дождь, а утром выпускает на волю солнце. Возможно это были сами Небеса? Тогда почему же ее судьбой управляют люди? Неужели у них есть на это право?..

Спрятав руки в рукава короткой блузки-чогори3, она на секунду остановилась посреди двора и вздохнула. Маленькое облачко пара от ее дыхания быстро растворилось в воздухе. Енын посмотрела на небо. Нужно как можно быстрее закончить традиционные вечерние церемонии с матерью, потому что сегодня дочери советника Кима предстояло совершить еще один вопиющий поступок. От самой этой мысли ее бросало в дрожь, но все равно она не могла унять нервный трепет от предвкушения.

Отодовинув вправо створку тонкой двери, девушка поклонилась матушке и опустилась на пол, подогнув под себя ноги. Пол был горячим4, и она приложила замерзшую ладонь, почувствовав идущее снизу тепло.

– Дитя мое, ты очень бледна. Тебе не здоровится? – спросила госпожа Ли, от внимания которой не ускользнул лихорадочный блеск в глазах дочери.

– Все хорошо, матушка, просто на улице холодно, – Енын улыбнулась, чувствуя вину за то, что обманывает мать. Что бы она сказала, если бы узнала, чем занимается ее дочь!

Матушка была образцом воспитанности и мудрости. Енын не унаследовала ни ее мягкой величавости, ни благородных черт лица, с детства доставляя неудобства своим вызывающим поведением и непокорным нравом. Ей не нравились долгие церемонии, сдержанность и степенность, с юных лет она сбегала из дома, задирала детей простолюдинов и даже однажды подралась с одним из них из-за сушеной хурмы, которую тот украл у торговца. Тогда мать не рассказала об этом отцу и выпорола Енын мокрыми розгами, запретив покидать поместье. Но бунтарский дух дочери никуда не делся и после наказания, поэтому, спустя немного времени, она снова убежала из дома, правда теперь переодевшись служанкой, чтобы ее было сложнее найти. И вот, спустя пять лет после того, как ее поймали и выпороли, Енын было официально разрешено пойти на площадь праздновать наступление Нового года, правда, в сопровождении охраны и служанки Суджон.

Енын нравились простые люди. Они были как из другого мира: грубые, неотесанные, но какие-то настоящие. Без искусственности, которая была свойственна аристократам, без бессмысленных долгих церемоний. Свободные и простые, как воздушные змеи, парящие в воздухе.

Дочь советника завидовала им, когда слушала истории в трактирах или увлекательные сказания артистов на городской площади. У нее было ощущение, что, дожив до семнадцати лет, она ничего не знает о мире, проведя всю свою жизнь в замкнутом пространстве родительского дома. Словно маленькая рыбка в искусственном пруду во дворе их поместья. Ее комили, чистили водоем, следили за уровнем воды, но при всей заботе, она так и осталась крохотной рыбкой, не знавшей ни свободы, ни настоящей жизни. А Енын так хотелось почувствовать все, что переживают обычные люди! Любить и страдать, трепетать от переизбытка чувств, ждать встречи с любимым, сгорать от страсти, тосковать в разлуке и умирать от нежности в момент воссоединения. Увы, скоро она выйдет замуж, и ей придется навсегда похоронить свои мечты.

– Сегодня новолуние, завтра большой праздник. Не забудь спрятать обувь перед сном, не то злые духи украдут твои туфельки, и нашу семью постигнут неудачи5, – наставляла госпожа Ли мягким голосом.

– Хорошо, матушка, – Енын склонила голову.

– Спи спокойно, дитя мое, – ласково проговорила госпожа Ли и, невесомо поцеловав дочь в лоб, отпустила ее.

Енын почти бегом кинулась к своей комнате, скинула туфельки, и, не забыв взять их с собой, погасила светильник. Легла на постель с гулко колотящимся сердцем и натянула до подбородка одеяло. Чутко прислушиваясь к тихим разговорам слуг, девушка нетерпеливо ждала, когда все уснут, чтобы выбраться из дома. Ей не впервой было идти наперекор традициям, но такую неслыханную дерзость она собиралась совершить впервые, и от этой мысли внутри все дрожало от страха и предвкушения.

– Молодая госпожа, вы уже спите? – Суджон как всегда не вовремя вошла в комнату и прищурилась, пытаясь разглядеть что-то в темноте.

Енын судорожно дернулась под одеялом и натянула его на голову, боясь, что служанка увидит ее повседневную одежду.

– Да… уже засыпаю… – притворившись сонной, пробормотала Енын.

– Спите спокойно, моя госпожа, – видимо, удовлетворившись ответом, девушка не стала беспокоить хозяйку и тихонько вышла. На фоне тонкой бумажной двери мелькнул ее силуэт и растворился в темноте ночи.

Наконец, когда все стихло, Енын на цыпочках прокралась к двери, медленно отодвинула створку и, оглянувшись в обе стороны, шагнула за порог. Обув расшитые цветами лотосов туфельки, подобрала длинный подол пышной юбки и маленькими перебежками стала продвигаться к потайной калитке на заднем дворе. Сердце билось так, будто сейчас выломает ребра и выпрыгнет на холодную землю перед ней. Руки дрожали, и Енын покрылась липким потом, несмотря на стоявший на улице мороз.

Еще раз обернувшись, девушка осторожно потянула за кольцо на калитке и выглянула на улицу. Никого. Святые небеса, где же Ючон?! Он уже должен был ждать ее здесь! Неужели обманул? Нет, не может быть, за два няна6 он прибежит даже от Восточных ворот. Ждать было страшно, и Енын заметалась возле калитки, не зная, что делать: вернутся или остаться? А вдруг ее хватятся? Или увидят обходящие поместье караульные? Тогда никакого праздника, матушка раз и навсегда запретит ей покидать дом! Но желание пойти наперекор всем и получить то, что хочет, все-таки пересилили страх.

Как назло, совсем недалеко она услышала шаркающие шаги стражников и нырнула за куст замерзшего шиповника. Отсветы горящих факелов проплыли прямо над головой, и Енын зажмурилась, молясь, чтобы охрана ее не заметила. Тихо переговариваясь, солдаты прошли мимо, оставив девушку сидеть на холодной земле и дрожать от страха и холода. Как только голоса удалились за поворотом, в калитку тихо постучали: два раза длинно, один коротко. Енын вздрогнула от неожиданности и дрожащей рукой открыла дверцу. Из узкой щели на нее смотрели два задорных глаза.

– Ты почему так долго? – она зло шикнула на Ючона.

– Караульных испугался, – ответил он, обнажая в широкой улыбке две черные прорехи на месте выбитых когда-то зубов. – Пришлось переждать, пока пройдут.

– Принес? – Енын перешла сразу к делу.

– А как же! – парнишка сунул руку за пазуху и достал завернутую в грубую бумагу книгу, запечатанную сургучом.

Енын достала из напоясного мешочка два няна и протянула ему.

– И что в этой книге такого важного? О чем она, а? – протягивая девушке товар, мальчишка с жадностью схватил деньги, которые тут же исчезли в складках его грязного, рваного одеяния.

– Тебя не касается, – она придирчиво оглядела упаковку на предмет целостности и облегченно вздохнула: Ючон хоть и был воришкой, но слово свое держал и не стал смотреть содержимое. Если бы увидел, то… Енын поморщилась. Нет, это было бы ужасно.

– Если что еще надо будет, обращайтесь, молодая госпожа, – подмигнул он и скрылся в темноте.

Енын аккуратно свернула книгу в трубочку и засунула в рукав. Посидела еще некоторое время за кустом, прислушиваясь, не идет ли кто, затем поднялась и побежала к своей комнате, инстинктивно пригибаясь к земле, будто так ее не заметят.

Вскочив на ступеньку, скинула туфельки и осторожно шагнула на деревянный порог. Неслышно отворила дверь спальни и юркнула внутрь, едва переводя дух. О наставлениях матушки она совсем не думала, поэтому совершенно забыла спрятать обувь. Все ее мысли занимала заветная книга, которая досталась такой дорогой ценой.

Когда глаза немного привыкли к темноте, Енын подняла одеяло с пола и, накинув его на ширму, за которой обычно переодевалась, соорудила нечто вроде шалаша. Отнесла в свое убежище светильник и с замиранием сердца зажгла огонь. Все это она продумала уже давно, когда только прослышала о запретной книге знаменитого среди простого народа писателя, который творил под псевдонимом "Лунный Влюбленный".

Енын устроилась на полу и аккуратно сломала печать. Книга жгла пальцы, от нетерпения кружилась голова. Перед ней словно разверзалась бездна, в которую она собиралась шагнуть. Если матушка узнает, что ее дочь читает любовные романы… Нет, Енын даже думать не могла о том, что ее тогда ждет. Гнев родителей был самым ужасным наказанием. Даже страшнее, чем розги.

Трясущиеся пальцы открыли первую страницу. На ней была изображена красивая кисен7, за которой подглядывал молодой аристократ в проделанную в двери дырку. Енын жадно погрузилась в чтение, глотая слова. С каждой перевернутой страницей иллюстрации становились все более откровенными, и Енын почувствовала странный жар внизу живота.

"… – Будь моей! – пылко сказал Сонхва и с жаром заключил Мен Воль в свои объятия. – Мне все равно, как тебя зовут, ты любовь моей жизни!

Кисен игриво дернула бровями и медленно потянула шелковую ленту, развязывая чогори. Глаза Сонхва сверкнули в неверном свете напольного светильника, и красная блузка упала на пол. Не в силах сдерживаться, мужчина припал к губам возлюбленной неистовым поцелуем…"

Енын впилась глазами в книгу, чувствуя, что вот-вот сейчас произойдет тот самый роковой шаг в пропасть. Сердце колотилось так, что на груди подпрыгивала белая ткань. Ладони вспотели, и девушка чувствовала, как из глубин ее души поднимается что-то очень большое и сильное. Что-то запретное, но очень желанное. То, о чем она никогда прежде не думала. Ей вдруг страстно захотелось оказаться на месте кисен, ощутить горячие прикосновения Сонхва, испытать тот же фейерверк ощущений, который описывал автор. Но внезапное дуновение холодного воздуха затушило светильник, Енын вздрогнула и, чертыхаясь, наощупь вылезла из своего укрытия.

Неожиданно яркая вспышка серебряного света ослепила даже через закрытые бумажные двери, и девушка закрыла лицо руками, боясь ослепнуть. Всего мгновение светящийся шар висел напротив комнаты Енын и вдруг растворился в темноте, как клубы пара изо рта на морозном воздухе. В комнате вдруг стало очень холодно, и Енын задрожала, растирая руками замерзшие плечи. Что это было?

Во дворе послышались голоса, стук дверей, и слуги высыпали на улицу, вероятно, тоже испугавшись источника странного света. Енын наконец опомнилась и наугад ринулась обратно к ширме, впопыхах сдирая одеяло. Кое-как нащупав оброненную книгу, она поскорее запихнула ее под матрас и легла, укрывшись до подбородка. Она уже слышала приближающийся голос матушки, которая спрашивала, что произошло. Енын лежала ни жива, ни мертва, надеясь, что ее не раскроют.

– На молнию не похоже, госпожа, – послышался заспанный голос Суджон. – Да и какие молнии зимой?

Загрузка...